Вторая Половинка Красного Кирпича закрыла глаза и сказала себе:

– Какие только странные сны не приходится видеть под водой!

Жилетка, в которую плакались

Не знаю, как вам, а мне понятно, почему именно данную Жилетку чаще всего выбирали, чтобы в неё плакаться: загляденье она была, а не жилетка! И потом… если ты однажды в эту Жилетку поплакался, тебя уже калачом не заманишь в другие плакаться. Нету её под рукой – ты лучше предпочтёшь вообще не плакаться, чем куда попало плакаться.

Между прочим, понимание таких вещей не сразу, а со временем приходит: сначала нам всё равно, куда плакаться – просто лишь бы плакаться, но в конце концов – очень даже не всё равно куда… Я когда маленький был – вообще без жилетки обходился: плакался маме в подол, но теперь мне в подол стыдно – и я плачусь в жилетку, как все взрослые. Только я не в ту Жилетку плачусь, про которую рассказываю, а в совсем другую, про которую сейчас рассказывать не хочу.

Что касается Жилетки, про которую я рассказываю, то она была, как уже говорилось, загляденье.

Во-первых, Жилетка была полосатая, а для жилетки это – главное. Если жилетка не полосатая, плакаться в неё бесполезно: не поможет. К счастью, наша с вами Жилетка была именно что полосатая – и более того: очень полосатая… на ней практически не было ничего, кроме полосок – как на зебре. Убери с зебры полоски – что останется? Ничего не останется. Так и с этой Жилеткой: пока есть полоски – есть жилетка. А нет полосок…

Но полоски, стало быть, имелись, причём одна белая – одна зелёная, одна белая – одна зелёная, одна белая – одна зелёная… я бы ещё долго мог перечислять, но всех полосок никогда бы не перечислил, так много их было. Что касается пуговиц, то пуговицы я бы мог перечислить: их хоть и много имелось, но понятно сколько – двенадцать. И были они золотые! При этом от одной из них шла цепочка – тоже золотая… а если вы спросите меня, куда она шла, так я и это знаю: она шла в кармашек – ив кармашке заканчивалась карманными часами: круглыми такими и с крышечкой. Откроешь, например, крышечку в восемь часов двадцать пять минут, а там – восемь часов двадцать пять минут… ну, не красота ли?

В жилетку такую плакаться – это, понятное дело, сущее удовольствие. Плачься и плачься себе, а сам… полоски рассматривай, пуговицы пересчитывай, по цепочке взглядом скользи – приятные занятия!

Оттого что в данную Жилетку так приятно и, я бы сказал, так интересно было плакаться, многие именно её и предпочитали: удивляться ли тому, что как ни потрогаешь Жилетку – мокрым-мокра… хоть над раковиной выжимай! Некоторые, кстати, даже специально совсем рано плакаться приходили – например, в полшестого утра, чтобы Жилетку сухой застать… Да только – увы: в полшестого утра Жилетка оказывалась такой же мокрой, как и в любое другое время!

– А что вы хотите, – говорил Хозяин Жилетки, – если в неё сегодня всю ночь Одна Девушка плакалась не переставая?

И так – каждое утро…

– Она у Вас хоть когда-нибудь сухая бывает? – то и дело недовольно спрашивали Хозяина Жилетки многие.

– Да практически никогда… – разводил руками тот. – Я даже купил её мокрой: передавая мне Жилетку, продавец начал плакаться в неё и тут же замочил. С тех пор я в мокрой и хожу…

– Не простужаетесь – зимою-то? – заботливо спрашивали многие.

– Простужаюсь, – признавался Хозяин Жилетки, – да что ж теперь делать?

Многие недовольно качали головами, только всё равно плакались в его Жилетку: уж больно она была хороша. И Жилетка намокала всё больше и больше.

Но как-то Один из Многих сказал Хозяину Жилетки:

– Я знаю, что делать! Просто Вас в этой Жилетке надо послать в дальние страны, где жарко и сухо. И держать в этих странах как можно дольше – пока Жилетка не высохнет.

Так и поступили.

В дальних странах Хозяин Жилетки прожил тридцать лет: именно столько потребовалось для того, чтобы высушить Жилетку. Зато, когда он вернулся назад, Жилетка была действительно совсем сухая – и даже слегка шуршала от сухости.

Сходя с поезда, Хозяин Жилетки глубоко вздохнул и подумал, что сейчас Жилетку опять зальют слезами – и тогда ему придётся снова отправляться в дальние страны на тридцать лет. Он погладил Жилетку указательным пальцем по нескольким полоскам, и Жилетка улыбнулась ему – благодарно, но печально.

А Хозяин Жилетки, безнадёжно махнув рукой, зашагал в направлении дома.

Теперь вы, наверное, ждёте рассказа о том, как уже на другое утро Жилетка опять была мокрым-мокра. Да только ничего подобного: и на другое утро, и на третье, и на четвёртое Жилетка оставалась сухой! Вы, конечно, можете предположить, что Жилетку в дальних странах пропитали каким-нибудь водоотталкивающим составом – и она стала влагонепроницаемой… ан нет!

Разгадка совсем простая: за время отсутствия Хозяина Жилетки все люди в его стране стали такими счастливыми, что уже никто никогда никуда не плакался… разве только совсем маленькие дети, но на то они и совсем маленькие дети!

Впрочем, до жилеток они не доставали – и потому дружно плакались в мамин подол, благо мам вокруг было предостаточно.

А Хозяин Жилетки теперь ходил повсюду и щеголял своей сухой Жилеткой. И даже иногда давал потрогать карманные часы, специально для этого открывая на них крышечку. Заглянешь под неё, например, в восемь часов двадцать пять минут, а там – восемь часов двадцать пять минут… ну, не красота ли?

Кому принадлежит облако

Облако и в самом деле было просто до невозможности красивым: белое, пушистое, с аппетитными розовыми бочками – этакая сахарная вата. От него даже хотелось немножко отъесть. Но отъедать было нельзя: облака, понятное дело, не для этого предназначены.

С облаками, кстати, вообще сложно: они ни для чего не предназначены – они просто летают по небу как хотят. И это Облако летело. Оно очень медленно летело: ветра не было – и Облака, стало быть, никто не подгонял. Ну, и летело бы себе свободно – так нет же… Кому-то внизу оно вдруг позарез понадобилось!

Но давайте обо всём по порядку.

– Это облако моё! Моё это облако! – ужасно громко, просто до неприличия громко, выкрикнул Газетный Киоск. И было совершенно непонятно, чего он так раскричался.

– С какой же такой стати оно Ваше? – засуетилась Постоянно-Вздрагивающая-Занавеска в окне соседнего дома.

– Что значит – «с какой такой стати»? – оторопел Газетный Киоск. – Я первый его увидел – стало быть, оно моё. И всё. И ни с какой такой стати.

– А зачем Вам оно? – живо поинтересовался Продавец-Пирожков-с-Капустой, покосившись на Газетный Киоск.

– Затем, чтобы… – растерялся тот, – ну… пользоваться я им буду! Владеть! Владеть – это ведь каждому приятно.

– Да уж конечно, – согласился Продавец-Пирожков-с-Капустой. – А вот у меня ещё вопрос: как именно Вы собираетесь им владеть?

– Как, как… – проворчал Газетный Киоск. – Надену его на голову и стану носить. И будет у меня такая шляпа!

– Если это и шляпа, то женская, – вмешалась Вывеска-над-Трамвайной-Остановкой. – Потому что, если это и шляпа, то она воздушная и розовая. А мужчины воздушных и розовых шляп не носят, это Вам любая женщина скажет. Что же касается облака, то оно моё. Я буду носить его как шляпу.

– Вам такая шляпа не к лицу! – взвилась Постоянно-Вздрагивающая-Занавеска. – Потому что лицо у Вас некрасивое – всё в каких-то цифрах дурацких! И облако это – моё.

– Вам-то оно на что? – просто даже возмутился Продавец-Пирожков-с-Капустой. – Куда Вы его денете?

– Выйду за него замуж! – невпопад ответила Постоянно-Вздрагивающая-Занавеска. – Потому что я вся такая лёгкая и белая, что прямо не могу… По-моему, мы очень подходим друг другу.