Так всё обещало быть и в этом случае: Иголка была очень молода, очень талантлива… и ниток, как сказано, было хоть отбавляй.

Первый стежок, второй, третий… Теперь Иголке становилось всё понятнее и понятнее, что именно она вышивает. Она, скорее всего, вышивала цветок, а это было странно, потому что никогда в своей жизни не видела она цветов. И всё-таки… всё-таки определённо цветок! Иголка чувствовала, что уже любит этот цветок, – может быть, как раз потому, что это был её первый цветок в жизни. И цветок имел л-е-п-е-с-т-к-и (ах, что за слово лепестки!) – множество лепестков простой и правильной формы, и вместе они образовывали – трудно произнести! – с-о-ц-в-е-т-и-е…

– Соцветие! – изо всех сил постаравшись, произнесла-таки Иголка, а уж откуда ей известно было нежное это слово… какая разница, Боже ты мой!

Сердце подсказывало, как поступать дальше, – и лепестки располагались немного небрежным, но совершенно изумительным в-е-н-ч-и-к-о-м: Иголка и сама удивилась, когда у неё наконец получилось не что-нибудь, а именно венчик!

Потом она по чистому наитию вышила какие-то точечки – и в сознании неизвестно почему всплыло смешное и милое слово – т-ы-ч-и-н-к-и, а немного погодя – ещё одно смешное и милое слово: п-е-с-т-и-к. Иголка тут же и вышила этот пестик – и пестик, надо сказать, тоже оказался на редкость хорош.

Она порхала над своим цветком взад-вперёд: нет, ну до чего же здорово всё получается! Подумать только, что она умеет так вышивать: она, которую обычно доставали из подушечки лишь для того, чтобы пришить пуговицу или заштопать дыру… неважно где!

Впрочем, цветок был ещё не полностью цветок: ему много чего недоставало!

Сама не зная почему, Иголка продела в ушко зелёную нитку – и в голове у неё зазвенело. Это слово с-т-е-б-е-л-ь зазвенело у неё в голове, прекрасное такое тонкое слово с тремя волнистыми листками, расположенными неравномерно, но всё равно как-то очень точно и здорово! И вот уже на ткани пророс стебель – просто до рези в глазах зелёный. И очень свежий.

Тут Иголка замерла, потому что цветок стал готов. А ещё через мгновение она вздрогнула, потому что почувствовала а-р-о-м-а-т. Аромат был тем, чего она не вышивала: он возник без её ведома, сам собой – как следствие цветка. Аромат закружил её, и Иголка принялась тихонько раскачиваться, а в глазах почему-то защипало – и упали на ткань две крупные слезы, и цветок вдруг начал расти…

Смотреть на это одной было жалко – и Иголка огляделась вокруг.

Единственным живым существом, находившимся поблизости, был Старичок-в-Тонких-Очках. Сквозь тонкие свои очки читал он толстую газету – так старательно, что очки сползли на самый кончик носа: Старичок был ужасно увлечён чтением. Глаза его быстро пробегали по строчкам, как будто он вышивал что-то глазами.

– Глубокоуважаемый Старичок-в-Тонких-Очках! – с чрезвычайной вежливостью обратилась к нему Иголка и сделала маленький реверанс с помощью ещё оставшейся в ней зелёной нитки.

– Слушаю Вас, – отозвался Старичок-в-Тонких-Очках, не прекращая читать. Нельзя сказать, чтобы это последнее обстоятельство не смутило Иголку.

– Видите ли, – осторожно попробовала продолжить она и поняла, что продолжила плохо: Старичок-в-Тонких-Очках не мог видеть ничего, кроме строчек в газете. Но Иголка всё-таки позволила себе закончить фразу: – Я только что вышила цветок.

– Да, – последовал совсем короткий ответ.

Иголка помолчала, а через некоторое время очень тихо добавила:

– И он растёт!

– Да, – повторил Старичок-в-Тонких-Очках, всё ещё не отрываясь от газеты.

– Пожалуйста, взгляните на него! – взмолилась Иголка.

– Это мой первый цветок в жизни, я так люблю его… вот он!

Старичок-в-Тонких-Очках читал. Не поднимая головы, он заметил в сердцах:

– Экая Вы торопливая Иголка!.. Просто покоя нет от Вас. А я, между прочим, очень занят: я читаю «Футбольное обозрение». Так что давайте поговорим о Вашем цветке потом.

– Но ведь он сейчас такой свежий! Я только что вышила его, а тут… тут больше нет никого, кто мог бы… вот я и подумала…

Однако её уже не слышали. Страницы легонько шуршали от движения по строчкам быстрых глаз Старичка-в-Тонких-Очках. И тогда Иголка принялась изо всех сил грустить, не отводя взгляда от жёлтого цветка на зелёном стебле.

…цветок увял прежде, чем Старичок-в-Тонких-Очках до конца дочитал газету. А когда он наконец поднял глаза, за окном уже давно сменилось время года и стояла зима.

До второй октавы

Скрипичный Ключ был высоким господином с круглым брюшком. Он стоял у начала пяти дорожек в местечке под названием Первая Октава и иногда напоминал милиционера. Власти у него, во всяком случае, было никак не меньше: это он следил за движением нот и он определял, куда им двигаться, куда нет.

– Можно мне перейти на первую дорожку? – спрашивала, например, нота Соль, всегда гулявшая по второй дорожке.

– Ни в коем случае! – сразу отвечал ей Скрипичный Ключ и выпячивал брюшко вперёд, чтобы насчёт дорожек не возникало никаких сомнений.

– Я только на минутку… постою на первой дорожке, поговорю с нотой Ми – и тут же обратно! – убеждала его нота Соль.

– Исключено! – отвечал Скрипичный Ключ. – Вы и так можете поговорить с нотой Ми.

– Но нас же разделяет пространство! – возражала нота Соль.

– Это пространство занято нотой Фа, – прекращал пустой разговор Скрипичный Ключ и, свёртываясь в калачик, засыпал, потому что начиналась ночь.

В одну из таких ночей – пока Скрипичный Ключ спал – нота До, у которой вообще не было никакой дорожки, поскольку она жила в области, находившейся где-то ещё до Нотного Стана, решила навестить наконец свою высокопоставленную родственницу. Родственница эта жила в далёкой местности под названием Вторая Октава.

Карабкаясь вверх к первой дорожке, нота До, конечно же, натолкнулась на почти уснувшую ноту Ре.

– Эко Вы тут разлеглись! – буркнула нота До. – Вас просто не объехать, не обойти… Освободите-ка мне дорогу: я иду навещать мою родственницу. Между прочим, это весьма и весьма высокопоставленная дама, она живет в далёкой местности под названием Вторая Октава.

Нота Ре, почти ничего не поняв спросонок, поняла только, что мешает кому-то пройти к некоей знатной особе. Она страшно смутилась, соскочила со своего места и сказала:

– Проходите, пожалуйста… и извините, что я тут разлеглась!.. – Тут она немножко покраснела и вдруг пролепетала: – А вы не возьмёте меня с собой наверх? Я всегда мечтала прогуляться по Второй Октаве…

– Не знаю, разрешит ли вам прогуляться по Второй Октаве моя высокопоставленная родственница, – задумалась нота До, – но… идёмте. А там посмотрим!

И они вдвоём ступили на первую дорожку, чуть не растоптав задремавшую было ноту Ми.

– Прогоните её отсюда! – сказала нота До ноте Ре.

Нота Ре, не прогнавшая в своей жизни ещё ни одной ноты, растерялась и, осторожно тронув ноту Ми за плечо, сказала:

– Я прогоняю вас отсюда!..

– Почему? – с интересом спросила нота Ми.

– Вы мешаете мне… нам пройти, между тем как я… мы спешим к одной высокопоставленной особе во Второй Октаве.

Нота Ми, конечно же, сразу засмущалась и пробормотала:

– Проходите, пожалуйста… А можно… можно я тоже пойду с вами: я никогда не бывала во Второй Октаве и в жизни не видела ни одной высокопоставленной особы!

– Ну что ж… – подала голос нота До, – теперь вас двое. Идёмте, ладно… в конце концов, вы сможете просто постоять у входа.

Нота Фа уже спала и видела третий сон в пространстве между первой и второй дорожками.

– Проснитесь! – закричала ей нота Ми. – Проснитесь и отойдите в сторону: мы очень спешим во Вторую Октаву, куда нас пригласила одна высокопоставленная особа!